Неразменный рубль
May. 31st, 2009 04:43 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
fdf Эта история произошла в далекие восьмидесятые. Когда «перестройка» только начиналась, а люди еще не успели выйти из «застоя» и социализм был еще «светлым будущим»
В одном типичном доме тогдашних «спальных» районов почти на последнем этаже жил обычный советский бухгалтер – Тимофей Васильевич Марков. После школы он окончил институт и начал работать в финансовом отделе одного столичного НИИ, где и просидел уже десять с лишним лет. Ему, воспитанному в духе марксизма – ленинизма, не могли не нравиться ни маленький душный кабинет, ни ежедневные кипы бумаг, счетов, ни строго восьмичасовой рабочий день. Но, стойко переносящей тяготы и лишения режима, душе хотелось большего. А именно – денег.
Самым любимым делом Тимофея была выдача заработной платы сотрудникам. Пересчитывая желтые, зеленые, синие и красные рубли, он испытывал чувство сродни тому, что накрывало в кульминационный момент не частых любовных игр с женой. А если дело доходило до лиловых или зелено–желтых бумажек, то здесь эмоции били через край, и он ничего не мог делать, только смотреть на портрет Ильича и слушать нежный шелест купюр. Но это все были чужие деньги и в руках у Маркова оставались не долго.
Как-то не семейном торжестве, на одном из таких праздников, когда все родственники приходят, даже если их не ждешь, разговор зашел про деньги. Профессия Тимофея нередко была объектом насмешек. Особенно старался тесть. Как капитан первого ранга в отставке, он считал недостойным мужчины делом сидеть и перекладывать бумажки с места на место. Но в этот раз от смешного ремесла бухгалтера почему-то перешли к суевериям.
- Вот Тёма, - тихо говорил ему брат жены, забывая общий разговор и дожевывая отбивную, - такие деньги через тебя проходят, хоть бы капельку приудержал бы.
- Как же можно?! Ведь узнают – накажут.
- Тогда правильно говорит отец – если дурак, то это на всю жизнь. Домой тащить как можно больше нужно.
- Легко говорить, работая на мясорезке. А у меня может воспитание другое, отвергающее твои кулачнические замашки.
- Да, мой бы батя тебе нормальное воспитание вбил бы. И в голову и по заднице.
- Рубль неразменный тебе нужен, а не воспитание.
Это вмешалась стоящая по левую руку прабабка, отрываясь от разговора и подтверждая аксиому о том, что полуглухие старухи все слышат и умудряются участвовать во всех разговорах за столом. До этого она просвещала «глупых внуков» о булавках над дверью и злых людях, которые этих булавок бояться.
- С ним, - продолжала одна, - тебе нужды не будет.
- Что за рубль такой? - заинтересовался Марков.
- Серебряный, на всю жизнь дается и всю жизнь тебя продовольствует, если сдачу не берешь.
И отвернулась. Еще бы, поспорить с отставным моряком о вещах, в которых «он ничего не понимает» намного интереснее, чем беседовать с неудачником правнуком. Сколько не пытался Тимофей Васильевич, сколько не упрашивал, ничего больше из бабки вытянуть не удалось.
С того дня Неразменный рубль стал для Маркова навязчивой идеей. Подумав пару деньков, решил Тимофей почитать что-нибудь об этой сказке. Чем черт не шутит – может и получится обеспечить себя на всю жизнь. Но, перерыв все домашние книги, обнаружил, что ничего по данной тематике нет. И не удивительно. Такую литературу за макулатуру не дают. Вот два экземпляра четырехтомника «1000 и одной ночи» или Джек Лондон – это пожалуйста. Только собрания сочинений великого русского Льва Толстого двадцать два тома, а не менее великого русского фольклора – ни странички. Делать нечего – придется посетить библиотеку.
Посвятив такому значительному событию, как сидение в читальном зале, целую субботу, Марков был вознагражден: необходимый материал был найден, но его оказалось не так уж и много. Переписав все на листочек каллиграфическим подчерком, которым восхищались все женщины машбюро, он вложил его в бумажник рядом с проездным билетом и изучал каждую поездку в троллейбусе на работу и обратно. Оставалось ждать, когда же подвернется подходящая возможность проверить - было ли древнее искусство русского народа обычным шарлатанством.
Как-то летом, отправив жену и детей к бабушке, Тимофей Васильевич решился. Оставалась только одна проблема – где достать гуся? Немного поколебавшись между птичьим рынком и обычным, Марков отправился на ближайший базар. Сразу почувствовалось, что будет не легко. Уже было проблематично идти, как полагалось, не оглядываясь назад и ни с кем не разговаривать. Встречные прохожие так и норовили что-то спросить, а сзади то и дело раздавались интересные звуки улиц. Птицу он нашел сразу и, не торгуясь, купил. Жаль было отдавать такую крупную сумму за такую мелочь, но если было сказано «без торга», то значит так надо.
Вернувшись домой, Тимофей сразу же сдавил шею гусаку. Было противно смотреть как тот задыхается, но приходилось терпеть, подавляя тошноту. Неочищенную птицу в духовку, открыть окно, чтобы не сильно воняло, и ждать, ждать полуночи – вот, что теперь требовалось.
Место в лесу Марков нашел уже давно. Это была не сильно удаленная от населенного комплекса развилка в местном лесопарке. Идти туда было, конечно, страшно: всякие пьяные, праздно гуляющие темные личности, орущая молодежь. И вот оно – перекрестье дорог. Вокруг тихо. Каждое движение, каждый шорох рождает режущий ухо звук. Где-то вдалеке видны единичные огни домов. В этом мрачном безмолвии Марков произнес: «Купите у меня гусака. Дайте за него рубль серебряный», но так тихо, что сам с трудом разобрал. Во второй раз получилось громче. Голос дрожал, руки тряслись. После третьего возгласа Тимофей Васильевич услышал шаги. Увидев приближавшегося пацана лет шестнадцати, бухгалтер подумал, что слишком много дается свободы современным детям. В годы его юности о прогулках по лесу в двенадцать ночи и разговора быть не могло.
- Мужик, - окрикнул его парень. – Гуся продаешь?
- Продаю, - сглотнув сказал Тимофей, - рубль прошу. Серебряный.
- О-о-о! Серебра нет. Да и птица-то какая-то хилая. Хочешь, всю мелочь из кармана отдам? Там больше рубля будет.
- Нет, парень. Мелочи у меня у самого хватает. Либо рубль, либо иди своей дорогой.
- Не хочешь – твое дело. Мало кто позарится на твоего гусака.
И пошел дальше. Не известно, сколько стоял Марков. Темнота, тишина и безлюдность растягивали минуты до бесконечности. Подходила старуха, очень похожая на ведьму, но и она предложила ненужную пятерку. Холодало. Теплая летняя ночь перетекала в прохладное свежее утро, небо постепенно из черного становилось голубовато – серым и гусак все сильней оттягивал руки. Тимофей уже отчаялся что-то получить и несколько раз крепким словом вспомнил прабабку, но тут на дороге появился пьяный цыган.
- Сколько просишь? – спросил он поравнявшись.
- Рубль всего. Серебряный.
- И только? Да я тебе горсть серебра отсыплю за эту птичку.
«Главное не сдаваться, быть твердым, - вспоминал Тимофей Васильевич, - а то набросится вся эта нечисть и – конец» А в слух сказал:
- Мне много не надо. Достаточно и рубля будет.
- Странный ты человек. Ну да ладно – на твой серебряный и по рукам.
То ли первые лучи солнца сделали свое дело, то ли дьявольское вмешательство, но кругляшек монеты яркой искрой вспыхнул в полумраке леса. Марков выхватил рубль из рук цыгана, впихнул ему птицу и со всех ног побежал домой. Нечистая сила, пытаясь вернуть себе серебряный, кричала вослед: «Ты обманул нас. Твой гусак мертвый» Не оборачиваясь бежал Тимофей, отмахиваясь от появлявшихся странных прохожих, кричащих: «Зачем же оторвал голову гусаку, уверяя, что он живой?» Крепче ладони сжимали рубль, шейные мышцы окаменели – помнил Марков, что если он обернется или заговорит, то и заветные деньги исчезнут, и сам он окажется в болоте по шею.
Проспал Тимофей Васильевич почти до вечера, а очнувшись чувствовал слабость в ногах, ломоту в руках и жутчайшую тяжесть в голове. Но неразменный рубль был на месте. Такой сияющий, весомый, реальный. Он очень походил на олимпийские рубли, но при первом же взгляде на него становилось понятно, что это необычная монета.
Жизнь с тех пор началась как в сказке. Стремительный рост по служебной лестнице – и вот он уже начальник финансового отдела. А тут революция: крушение старого и отсутствие нового – не трудно погибнуть в экономическом вакууме и социальном вихре. Благо, что денег теперь – нескончаемый поток. Там дал, там подмазал – и вот товарищ, теперь уже господин, Марков в министерстве, в больших начальниках. Детей устроил, квартиру в центре Москвы купил, отремонтировал, дачу построил – живи радуйся.
Наступил миллениум. Рубеж веков, рубеж тысячелетий. Тимофей Васильевич выходит из служебной машины около одного из вырастающих как грибы супермаркета. Как же давно он не был в магазинах. Заказы либо приносятся на дом, либо жена изредка совершает шопинги. Но в этом году, все-таки знаменательная дата, хочется самому выбрать ей новогодний подарок, да и о внучке надо не забыть. Ведь старший сын обещал привезти ее на праздник, а девочка так любит плюшевых слонов. У касс очередь – естественно, Новый год, - но настроение не портится, а наоборот молодой человек принимающий деньги только поднимает его. Этот смуглый мальчик, нелепо одетый в красный колпак, совсем не гармонирующий с его черной бородкой, выбивая чек, ошибается себе в ущерб и, ничего не замечая, отсчитывает лишние купюры, хотя Марков профессионально точно отсчитал полтинники.
Только дома рассказывая супруге об этой истории, Тимофей Васильевич понял, что впервые со времени той памятной ночи, он взял сдачу. С криком он выбежал к сейфу, где хранился неразменный рубль. Выбежавшая следом жена обнаружила его на полу, без сознания, сжимающего в руке маленький глиняный черепок. Когда Марков очнулся, сознание к нему не вернулось, и до сих пор усилия врачей тщетны. Он все время повторяет одно: «Это были они» и никому не отдает свой кусочек глины.
В одном типичном доме тогдашних «спальных» районов почти на последнем этаже жил обычный советский бухгалтер – Тимофей Васильевич Марков. После школы он окончил институт и начал работать в финансовом отделе одного столичного НИИ, где и просидел уже десять с лишним лет. Ему, воспитанному в духе марксизма – ленинизма, не могли не нравиться ни маленький душный кабинет, ни ежедневные кипы бумаг, счетов, ни строго восьмичасовой рабочий день. Но, стойко переносящей тяготы и лишения режима, душе хотелось большего. А именно – денег.
Самым любимым делом Тимофея была выдача заработной платы сотрудникам. Пересчитывая желтые, зеленые, синие и красные рубли, он испытывал чувство сродни тому, что накрывало в кульминационный момент не частых любовных игр с женой. А если дело доходило до лиловых или зелено–желтых бумажек, то здесь эмоции били через край, и он ничего не мог делать, только смотреть на портрет Ильича и слушать нежный шелест купюр. Но это все были чужие деньги и в руках у Маркова оставались не долго.
Как-то не семейном торжестве, на одном из таких праздников, когда все родственники приходят, даже если их не ждешь, разговор зашел про деньги. Профессия Тимофея нередко была объектом насмешек. Особенно старался тесть. Как капитан первого ранга в отставке, он считал недостойным мужчины делом сидеть и перекладывать бумажки с места на место. Но в этот раз от смешного ремесла бухгалтера почему-то перешли к суевериям.
- Вот Тёма, - тихо говорил ему брат жены, забывая общий разговор и дожевывая отбивную, - такие деньги через тебя проходят, хоть бы капельку приудержал бы.
- Как же можно?! Ведь узнают – накажут.
- Тогда правильно говорит отец – если дурак, то это на всю жизнь. Домой тащить как можно больше нужно.
- Легко говорить, работая на мясорезке. А у меня может воспитание другое, отвергающее твои кулачнические замашки.
- Да, мой бы батя тебе нормальное воспитание вбил бы. И в голову и по заднице.
- Рубль неразменный тебе нужен, а не воспитание.
Это вмешалась стоящая по левую руку прабабка, отрываясь от разговора и подтверждая аксиому о том, что полуглухие старухи все слышат и умудряются участвовать во всех разговорах за столом. До этого она просвещала «глупых внуков» о булавках над дверью и злых людях, которые этих булавок бояться.
- С ним, - продолжала одна, - тебе нужды не будет.
- Что за рубль такой? - заинтересовался Марков.
- Серебряный, на всю жизнь дается и всю жизнь тебя продовольствует, если сдачу не берешь.
И отвернулась. Еще бы, поспорить с отставным моряком о вещах, в которых «он ничего не понимает» намного интереснее, чем беседовать с неудачником правнуком. Сколько не пытался Тимофей Васильевич, сколько не упрашивал, ничего больше из бабки вытянуть не удалось.
С того дня Неразменный рубль стал для Маркова навязчивой идеей. Подумав пару деньков, решил Тимофей почитать что-нибудь об этой сказке. Чем черт не шутит – может и получится обеспечить себя на всю жизнь. Но, перерыв все домашние книги, обнаружил, что ничего по данной тематике нет. И не удивительно. Такую литературу за макулатуру не дают. Вот два экземпляра четырехтомника «1000 и одной ночи» или Джек Лондон – это пожалуйста. Только собрания сочинений великого русского Льва Толстого двадцать два тома, а не менее великого русского фольклора – ни странички. Делать нечего – придется посетить библиотеку.
Посвятив такому значительному событию, как сидение в читальном зале, целую субботу, Марков был вознагражден: необходимый материал был найден, но его оказалось не так уж и много. Переписав все на листочек каллиграфическим подчерком, которым восхищались все женщины машбюро, он вложил его в бумажник рядом с проездным билетом и изучал каждую поездку в троллейбусе на работу и обратно. Оставалось ждать, когда же подвернется подходящая возможность проверить - было ли древнее искусство русского народа обычным шарлатанством.
Как-то летом, отправив жену и детей к бабушке, Тимофей Васильевич решился. Оставалась только одна проблема – где достать гуся? Немного поколебавшись между птичьим рынком и обычным, Марков отправился на ближайший базар. Сразу почувствовалось, что будет не легко. Уже было проблематично идти, как полагалось, не оглядываясь назад и ни с кем не разговаривать. Встречные прохожие так и норовили что-то спросить, а сзади то и дело раздавались интересные звуки улиц. Птицу он нашел сразу и, не торгуясь, купил. Жаль было отдавать такую крупную сумму за такую мелочь, но если было сказано «без торга», то значит так надо.
Вернувшись домой, Тимофей сразу же сдавил шею гусаку. Было противно смотреть как тот задыхается, но приходилось терпеть, подавляя тошноту. Неочищенную птицу в духовку, открыть окно, чтобы не сильно воняло, и ждать, ждать полуночи – вот, что теперь требовалось.
Место в лесу Марков нашел уже давно. Это была не сильно удаленная от населенного комплекса развилка в местном лесопарке. Идти туда было, конечно, страшно: всякие пьяные, праздно гуляющие темные личности, орущая молодежь. И вот оно – перекрестье дорог. Вокруг тихо. Каждое движение, каждый шорох рождает режущий ухо звук. Где-то вдалеке видны единичные огни домов. В этом мрачном безмолвии Марков произнес: «Купите у меня гусака. Дайте за него рубль серебряный», но так тихо, что сам с трудом разобрал. Во второй раз получилось громче. Голос дрожал, руки тряслись. После третьего возгласа Тимофей Васильевич услышал шаги. Увидев приближавшегося пацана лет шестнадцати, бухгалтер подумал, что слишком много дается свободы современным детям. В годы его юности о прогулках по лесу в двенадцать ночи и разговора быть не могло.
- Мужик, - окрикнул его парень. – Гуся продаешь?
- Продаю, - сглотнув сказал Тимофей, - рубль прошу. Серебряный.
- О-о-о! Серебра нет. Да и птица-то какая-то хилая. Хочешь, всю мелочь из кармана отдам? Там больше рубля будет.
- Нет, парень. Мелочи у меня у самого хватает. Либо рубль, либо иди своей дорогой.
- Не хочешь – твое дело. Мало кто позарится на твоего гусака.
И пошел дальше. Не известно, сколько стоял Марков. Темнота, тишина и безлюдность растягивали минуты до бесконечности. Подходила старуха, очень похожая на ведьму, но и она предложила ненужную пятерку. Холодало. Теплая летняя ночь перетекала в прохладное свежее утро, небо постепенно из черного становилось голубовато – серым и гусак все сильней оттягивал руки. Тимофей уже отчаялся что-то получить и несколько раз крепким словом вспомнил прабабку, но тут на дороге появился пьяный цыган.
- Сколько просишь? – спросил он поравнявшись.
- Рубль всего. Серебряный.
- И только? Да я тебе горсть серебра отсыплю за эту птичку.
«Главное не сдаваться, быть твердым, - вспоминал Тимофей Васильевич, - а то набросится вся эта нечисть и – конец» А в слух сказал:
- Мне много не надо. Достаточно и рубля будет.
- Странный ты человек. Ну да ладно – на твой серебряный и по рукам.
То ли первые лучи солнца сделали свое дело, то ли дьявольское вмешательство, но кругляшек монеты яркой искрой вспыхнул в полумраке леса. Марков выхватил рубль из рук цыгана, впихнул ему птицу и со всех ног побежал домой. Нечистая сила, пытаясь вернуть себе серебряный, кричала вослед: «Ты обманул нас. Твой гусак мертвый» Не оборачиваясь бежал Тимофей, отмахиваясь от появлявшихся странных прохожих, кричащих: «Зачем же оторвал голову гусаку, уверяя, что он живой?» Крепче ладони сжимали рубль, шейные мышцы окаменели – помнил Марков, что если он обернется или заговорит, то и заветные деньги исчезнут, и сам он окажется в болоте по шею.
Проспал Тимофей Васильевич почти до вечера, а очнувшись чувствовал слабость в ногах, ломоту в руках и жутчайшую тяжесть в голове. Но неразменный рубль был на месте. Такой сияющий, весомый, реальный. Он очень походил на олимпийские рубли, но при первом же взгляде на него становилось понятно, что это необычная монета.
Жизнь с тех пор началась как в сказке. Стремительный рост по служебной лестнице – и вот он уже начальник финансового отдела. А тут революция: крушение старого и отсутствие нового – не трудно погибнуть в экономическом вакууме и социальном вихре. Благо, что денег теперь – нескончаемый поток. Там дал, там подмазал – и вот товарищ, теперь уже господин, Марков в министерстве, в больших начальниках. Детей устроил, квартиру в центре Москвы купил, отремонтировал, дачу построил – живи радуйся.
Наступил миллениум. Рубеж веков, рубеж тысячелетий. Тимофей Васильевич выходит из служебной машины около одного из вырастающих как грибы супермаркета. Как же давно он не был в магазинах. Заказы либо приносятся на дом, либо жена изредка совершает шопинги. Но в этом году, все-таки знаменательная дата, хочется самому выбрать ей новогодний подарок, да и о внучке надо не забыть. Ведь старший сын обещал привезти ее на праздник, а девочка так любит плюшевых слонов. У касс очередь – естественно, Новый год, - но настроение не портится, а наоборот молодой человек принимающий деньги только поднимает его. Этот смуглый мальчик, нелепо одетый в красный колпак, совсем не гармонирующий с его черной бородкой, выбивая чек, ошибается себе в ущерб и, ничего не замечая, отсчитывает лишние купюры, хотя Марков профессионально точно отсчитал полтинники.
Только дома рассказывая супруге об этой истории, Тимофей Васильевич понял, что впервые со времени той памятной ночи, он взял сдачу. С криком он выбежал к сейфу, где хранился неразменный рубль. Выбежавшая следом жена обнаружила его на полу, без сознания, сжимающего в руке маленький глиняный черепок. Когда Марков очнулся, сознание к нему не вернулось, и до сих пор усилия врачей тщетны. Он все время повторяет одно: «Это были они» и никому не отдает свой кусочек глины.
