![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
"Герой нашего времени"
Просматриваю архивы blogonline. Нашёл то, что совсем недавно обещал: статья из "МК" огромной давности, по которй я писал сочинение и поучил "удовлетворительно" за " непонимание образа"Наша публика так еще молода и простодушна...» — писал Лермонтов в предисловии к «Герою нашего времени». Постарев на полтора века, отечественная читающая публика ухитрилась не растерять своего простодушия: глубочайший психологический лермонтовский роман, обязательный для школьного чтения, навязан четырнадцатилетним юнцам!
Что только не говорили о Печорине и как только не трактовали его образ! И карикатура, выполненная автором на самого себя, и воплощение всех пороков, и «гневный вызов тогдашнему обществу», и «последекабрист», и «недореволюционер». Само собой — «лишний человек».
Полноте: да человек ли он вообще?!
Внимательное чтение романа не оставляет сомнений в правильности... отрицательного ответа.
«На роду написано, что с ним должны случаться разные необыкновенные вещи!» — замечает Максим Максимыч о своем «странном» знакомце. Эти «необыкновенные вещи» случаются с Печориным буквально каждые десять страниц — и каким-то удивительным, необыкновенным, мистическим даже образом выходит он цел и невредим из всех перипетий. Чеченские пули его не берут, Грушницкий не застрелил, пьяный казак не зарубил, контрабандисты не утопили. «Ты можешь все, что захочешь», — говорит Вера, превосходно знающая своего возлюбленного, и впрямь: под окнами княжны не схвачен, заговор Грушницкого со товарищи подслушал — аж два раза, смерть Вулича предсказал. И чего стоят бесчисленные победы над слабым полом — от похищенной Бэлы до хорошенькой дочки» старого урядника, у которого нашему герою довелось квартировать в казачьей станице.
«В дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут — а ему ничего... при мне ходил на кабана один на один... как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха... и, должно быть, богатый человек (опять «человек»!ну да ладно. — автор): сколько у него было разных дорогих вещиц!» — не устает восхищаться товарищем Максим Максимыч, так и не понявший, с кем ему довелось «жить долго под одной кровлей». И еще штрих: по кавказским «горкам» Печорин преспокойно путешествует в совершенно, казалось бы, к тому неприспособленной щегольской коляске с «каким-то заграничным отпечатком».
Заграничным, говорите? Ну-ну.
Вероятно, многие, читая описания Печорина, находили во внешности Григория Александровича черты демонические, если не сказать дьявольские (порой даже не сознаваясь себе в этом). Бархатный сюртучок, ослепительное белье, изящные перчатки — в этом наборе не было бы ничего необычного и тем более сверхъестественного, если б в бархатном колете не разгуливал по сценам всего мира гетевский Мефистофель, отнюдь не чуждый франтовства. Тонкий стан, очень гибкий, заметим («как будто у него в спине не было ни одной косточки»), и постоянная бледность также роднят Печорина с Дьяволом (во власти которого — принять любое обличье). Посвященный глазам героя абзац лучше просто перечесть; я все же процитирую одно предложение: «Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти». Помните: «Печальный Демон, дух изгнанья...». О демонизме (или демономании?) Лермонтова, впрочем, еще надо будет поговорить.
И, конечно же, «визитная карточка» Князя тьмы — его хромота — не может не появиться на страницах великой книги. На дуэли Печорин был ранен в ногу — пусть и легко, но достаточно, чтобы некоторое время похромать.
В романе хромает, между прочим, не один главный герой. В первые свои появления Грушницкий (общепризнанная пародия на Печорина) также страдает от подстреленной ноги, но быстро излечивается: двум демонам рядом не ужиться. Да и какой из Грушницкого демон! Наоборот, банальный «страдалец» в серой солдатской шинели, сменив свое полумонашеское одеяние, становится похож на приторного херувимчика...
И для тех, кто совсем уж слеп, — Печорин сам говорит о себе многое объясняющие вещи: «Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души!», «Есть минуты, когда я понимаю Вампира», «У маня врожденная страсть противоречить».
Снова у Гете: «Я дух, который отрицает».
«Неужели зло так привлекательно?» — спрашивает сам себя Печорин. Ответ на этот вопрос, вернее, подтверждение ответа, который и сам прекрасно знает, он получает все от той же постигшей его Веры. «…В твоей природе есть что-то особенное тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами...».
После подобных откровений нужно ли что-нибудь еще?
В романе имя Печорина впервые называется во время непогоды, под сильный ветер, дождь и неожиданную метель. Наверняка в этот момент, как и положено при упоминании дьявольских прозвищ, раздался гром и сверкнула молния, на которые просто не обратили внимания простоватый Максим Максимыч и увлеченный его рассказом собеседник.
А как уходит герой? Умер где-то по дороге из Персии в Россию — как и предрекал сам себе. И черкешенка Бэла — самая чистая из его жертв, может быть, более других достойная сострадания, — предсказывает при самой первой встрече с «молодым русским офицером»: «Не расти, не цвести ему в нашем саду».
И мир в неведенье спокойном Пусть доцветает без меня! — признавался другой горянке другой Демон.
Был ли Демон-Печорин изгнан с небес или из преисподней (за тотальное равнодушие к общему делу бесов, например), или же Князь тьмы находился на Земле как бы в отпуску, называясь «странствующим офицером с подорожной по казенной надобности» (а по дороге из Персии «отпуск» кончился), — это, вероятно, так и останется загадкой. Люди никогда не узнают, кто жил среди них в первой половине девятнадцатого века под именем Григория Александровича Печорина.
Ну а сам автор, подчеркнувший в насмешливом своем предисловии, что многие узнали в Печорине портрет сочинителя? Как раз год назад, когда отмечалось 150 лет со дня гибели Лермонтова, писатель Виктор Ерофеев первым заговорил о лермонтовском «демонизме».
Тема эта почти не тронута литературоведами и критиками, а ведь какое место занимает она в творчестве гения! Причиной ли тому общее направление романтизма прошлого века, выбравшего своим героем бунтаря-Демона, «ангела смерти», или же сам поручик Михаил Лермонтов, который, кстати, тоже прихрамывал...
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject