![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
"Герой нашего времени"
Просматриваю архивы blogonline. Нашёл то, что совсем недавно обещал: статья из "МК" огромной давности, по которй я писал сочинение и поучил "удовлетворительно" за " непонимание образа"Наша публика так еще молода и простодушна...» — писал Лермонтов в предисловии к «Герою нашего времени». Постарев на полтора века, отечественная читающая публика ухитрилась не растерять своего простодушия: глубочайший психологический лермонтовский роман, обязательный для школьного чтения, навязан четырнадцатилетним юнцам!
Что только не говорили о Печорине и как только не трактовали его образ! И карикатура, выполненная автором на самого себя, и воплощение всех пороков, и «гневный вызов тогдашнему обществу», и «последекабрист», и «недореволюционер». Само собой — «лишний человек».
Полноте: да человек ли он вообще?!
Внимательное чтение романа не оставляет сомнений в правильности... отрицательного ответа.
«На роду написано, что с ним должны случаться разные необыкновенные вещи!» — замечает Максим Максимыч о своем «странном» знакомце. Эти «необыкновенные вещи» случаются с Печориным буквально каждые десять страниц — и каким-то удивительным, необыкновенным, мистическим даже образом выходит он цел и невредим из всех перипетий. Чеченские пули его не берут, Грушницкий не застрелил, пьяный казак не зарубил, контрабандисты не утопили. «Ты можешь все, что захочешь», — говорит Вера, превосходно знающая своего возлюбленного, и впрямь: под окнами княжны не схвачен, заговор Грушницкого со товарищи подслушал — аж два раза, смерть Вулича предсказал. И чего стоят бесчисленные победы над слабым полом — от похищенной Бэлы до хорошенькой дочки» старого урядника, у которого нашему герою довелось квартировать в казачьей станице.
«В дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут — а ему ничего... при мне ходил на кабана один на один... как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха... и, должно быть, богатый человек (опять «человек»!ну да ладно. — автор): сколько у него было разных дорогих вещиц!» — не устает восхищаться товарищем Максим Максимыч, так и не понявший, с кем ему довелось «жить долго под одной кровлей». И еще штрих: по кавказским «горкам» Печорин преспокойно путешествует в совершенно, казалось бы, к тому неприспособленной щегольской коляске с «каким-то заграничным отпечатком».
Заграничным, говорите? Ну-ну.
Вероятно, многие, читая описания Печорина, находили во внешности Григория Александровича черты демонические, если не сказать дьявольские (порой даже не сознаваясь себе в этом). Бархатный сюртучок, ослепительное белье, изящные перчатки — в этом наборе не было бы ничего необычного и тем более сверхъестественного, если б в бархатном колете не разгуливал по сценам всего мира гетевский Мефистофель, отнюдь не чуждый франтовства. Тонкий стан, очень гибкий, заметим («как будто у него в спине не было ни одной косточки»), и постоянная бледность также роднят Печорина с Дьяволом (во власти которого — принять любое обличье). Посвященный глазам героя абзац лучше просто перечесть; я все же процитирую одно предложение: «Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти». Помните: «Печальный Демон, дух изгнанья...». О демонизме (или демономании?) Лермонтова, впрочем, еще надо будет поговорить.
И, конечно же, «визитная карточка» Князя тьмы — его хромота — не может не появиться на страницах великой книги. На дуэли Печорин был ранен в ногу — пусть и легко, но достаточно, чтобы некоторое время похромать.
В романе хромает, между прочим, не один главный герой. В первые свои появления Грушницкий (общепризнанная пародия на Печорина) также страдает от подстреленной ноги, но быстро излечивается: двум демонам рядом не ужиться. Да и какой из Грушницкого демон! Наоборот, банальный «страдалец» в серой солдатской шинели, сменив свое полумонашеское одеяние, становится похож на приторного херувимчика...
И для тех, кто совсем уж слеп, — Печорин сам говорит о себе многое объясняющие вещи: «Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души!», «Есть минуты, когда я понимаю Вампира», «У маня врожденная страсть противоречить».
Снова у Гете: «Я дух, который отрицает».
«Неужели зло так привлекательно?» — спрашивает сам себя Печорин. Ответ на этот вопрос, вернее, подтверждение ответа, который и сам прекрасно знает, он получает все от той же постигшей его Веры. «…В твоей природе есть что-то особенное тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами...».
После подобных откровений нужно ли что-нибудь еще?
В романе имя Печорина впервые называется во время непогоды, под сильный ветер, дождь и неожиданную метель. Наверняка в этот момент, как и положено при упоминании дьявольских прозвищ, раздался гром и сверкнула молния, на которые просто не обратили внимания простоватый Максим Максимыч и увлеченный его рассказом собеседник.
А как уходит герой? Умер где-то по дороге из Персии в Россию — как и предрекал сам себе. И черкешенка Бэла — самая чистая из его жертв, может быть, более других достойная сострадания, — предсказывает при самой первой встрече с «молодым русским офицером»: «Не расти, не цвести ему в нашем саду».
И мир в неведенье спокойном Пусть доцветает без меня! — признавался другой горянке другой Демон.
Был ли Демон-Печорин изгнан с небес или из преисподней (за тотальное равнодушие к общему делу бесов, например), или же Князь тьмы находился на Земле как бы в отпуску, называясь «странствующим офицером с подорожной по казенной надобности» (а по дороге из Персии «отпуск» кончился), — это, вероятно, так и останется загадкой. Люди никогда не узнают, кто жил среди них в первой половине девятнадцатого века под именем Григория Александровича Печорина.
Ну а сам автор, подчеркнувший в насмешливом своем предисловии, что многие узнали в Печорине портрет сочинителя? Как раз год назад, когда отмечалось 150 лет со дня гибели Лермонтова, писатель Виктор Ерофеев первым заговорил о лермонтовском «демонизме».
Тема эта почти не тронута литературоведами и критиками, а ведь какое место занимает она в творчестве гения! Причиной ли тому общее направление романтизма прошлого века, выбравшего своим героем бунтаря-Демона, «ангела смерти», или же сам поручик Михаил Лермонтов, который, кстати, тоже прихрамывал...
no subject
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)