Once upon a time
Aug. 30th, 2012 12:53 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
A long time ago in a galaxy far, far away… был у меня «разговор» с отцом, который я хорошо помню, но вспоминать не люблю.
Я не помню, что я сделал (или не сделал), эта часть у меня так в подавленном и осталась. Воспоминания начинаются с того момента, когда я уже весь в слюнях-соплях стою в центре своей тогдашней комнат, а папа мой орёт. Смысл ора был приблизительно в следующем: родители (в частности, отец) больше в жизни понимают и если что-то тебе говорят делать, то надо моментально это исполнять, не отягощая себя раздумьями и оценками, которые за тебя уже сделаны.
Речь обычная, незапоминающаяся, если бы не: «Вот я говорю тебе падать! И ты должен моментально упасть! Падай!» А я тупо на него смотрю и вообще уже мало чего понимаю, я же в слюнях-соплях. «Падай, я сказал!» Пиздец просто какой-то, даже сейчас... И не падаю я не от того, что у меня бунт или другое какое неприятие, а просто потому, что чего падать-то в собственной комнате. Плюс, унизительно как-то. Вероятно мне тогда ещё разок «навесили», или просто замахнулись, но я сел. Не упал, а сел. Я ещё ковёр помню. Красный такой. У меня у дочери сейчас почти такой же лежит, только синего цвета.
Далее, память снова уходит в глубины. Чем всё это закончилось, просто так не узнаешь. А к чему я это всё... Это воспоминание одно из тех, которые всплывают при моём общении уже с моими детьми. Родители же в жизни не только понимают больше, но и в данный момент времени видят дальше и шире, чем несущиеся без оглядки дети. И если я говорю (а уж тем более, когда ору) «стой!», то надо мгновенно останавливаться, не отягощая себя раздумьями и оценками, которые за тебя уже сделаны. Даже не потому, что я отец, а потому, что я вероятнее всего вижу опасность или предвижу её вероятность.
Но надо заиметь собственных детей, чтобы это понять.
Я не помню, что я сделал (или не сделал), эта часть у меня так в подавленном и осталась. Воспоминания начинаются с того момента, когда я уже весь в слюнях-соплях стою в центре своей тогдашней комнат, а папа мой орёт. Смысл ора был приблизительно в следующем: родители (в частности, отец) больше в жизни понимают и если что-то тебе говорят делать, то надо моментально это исполнять, не отягощая себя раздумьями и оценками, которые за тебя уже сделаны.
Речь обычная, незапоминающаяся, если бы не: «Вот я говорю тебе падать! И ты должен моментально упасть! Падай!» А я тупо на него смотрю и вообще уже мало чего понимаю, я же в слюнях-соплях. «Падай, я сказал!» Пиздец просто какой-то, даже сейчас... И не падаю я не от того, что у меня бунт или другое какое неприятие, а просто потому, что чего падать-то в собственной комнате. Плюс, унизительно как-то. Вероятно мне тогда ещё разок «навесили», или просто замахнулись, но я сел. Не упал, а сел. Я ещё ковёр помню. Красный такой. У меня у дочери сейчас почти такой же лежит, только синего цвета.
Далее, память снова уходит в глубины. Чем всё это закончилось, просто так не узнаешь. А к чему я это всё... Это воспоминание одно из тех, которые всплывают при моём общении уже с моими детьми. Родители же в жизни не только понимают больше, но и в данный момент времени видят дальше и шире, чем несущиеся без оглядки дети. И если я говорю (а уж тем более, когда ору) «стой!», то надо мгновенно останавливаться, не отягощая себя раздумьями и оценками, которые за тебя уже сделаны. Даже не потому, что я отец, а потому, что я вероятнее всего вижу опасность или предвижу её вероятность.
Но надо заиметь собственных детей, чтобы это понять.